Громила - Страница 66

Мне восемь, у моей учительницы — пневмония,
Но она так и не узнала об этом.
Я горел в лихорадке и видел в бреду:
Мои пальцы — сверкающие алмазные кинжалы,
И каждому хочется забрать их себе.
Как только лихорадка ушла,
Мы с мамой серьёзно поговорили по душам.
«Оберегай своё сердце, — сказала она,
— Это — твой алмазный меч».

Мне десять, и сегодня хоронили мою мать.
Дядя Хойт стоял рядом со мной и Коди,
Положив руку на моё плечо.
Он твердил, что всё образуется,
Что он всегда будет заботиться о нас,
Он защитит нас,
Защитит меня,
И я любил его за это.
Месяцем позже я едва не умер
От почечной инфекции, что началась у дяди
И быстро перешла ко мне.
Вот так он и понял, на что я способен,
Вот так его пьянство стало нашей бедой,
Потому что чувство вины пожирало дядю,
И он ненавидел за это меня.

(III)

Сколько прошло времени?
Подходя к бассейну, я слышал всплеск.
Слышал? Или почудилось?
Может, ещё не поздно.
Я ложусь на край бассейна,
Но она слишком далеко.
«Помогите! Кто-нибудь, помогите!»
Но кругом никого, я один.
И я не умею плавать.
Загоняю страх подальше
И прыгаю в убийственную воду.
Бью ногами, колочу руками,
Голова вверх-вниз, вверх-вниз,
Я давлюсь и плюю в лицо гравитации.
Сбрасываю ботинки,
И неведомо как держусь на воде —
На одной только силе воли.
Я всё ближе,
Я уже совсем рядом,
Но никак не дотянусь.
Моя голова над водой,
Но что-то ужасно не так.
Почему в груди такая тяжесть?
Почему я не в силах вздохнуть?
Я же плыву! Так почему я не могу дышать?
И вдруг я понимаю!

63) Мембрана

Тебя уже поздно вытаскивать из воды, но ещё я могу поспорить с судьбой,
У меня есть для тебя последний дар, ты не сможешь от него отказаться.
Я рядом с тобой и перестаю бить ногами, и расслабляю руки,
Они опускаются вниз, и я роняю свой алмазный меч,
Ведь единственный способ победить — не бороться,
И эта победа, я знаю, останется за мной.
Бронте начинает оживать, а я ухожу,
Отдаю себя холодным водам,
Опускаюсь ниже, глубже,
Вверх лицом, глаза
Смотрят на неё.
Бронте пересекает тончайшую мембрану между жизнью и смертью,
и выбирается из бассейна где-то там, высоко-высоко.
Она не видит меня, она не знает,
И так будет лучше всего.
Больше нет ни ран,
Ни чужой боли,
И остаются лишь
Благодарность,
И счастье, и
Слепяще —
Яркий
Свет.

ТЕННИСОН

64) Преодоление

Если он умрёт, я никогда не прощу этого ему. Я никогда не прощу этого себе.

Он такой тяжёлый — лежит на дне бассейна, словно обломок гранита. Он такой плотный, что вода не выталкивает его. Мы с Бронте из сил выбиваемся, пытаясь поднять его на поверхность.

Почему я последовал за ним, когда он вышел на поиски Бронте? М-да, мои мотивы благородными не назовёшь. Я превратился в такого жалкого нытика, что не мог вынести противостояния со всеми моими страхами и душевными муками — ведь они наверняка бы набросились на меня, как только эффект присутствия Брю сошёл на нет. Я хотел оставаться в его поле влияния, пусть хотя бы на самом краю, и поэтому следовал в одном квартале за ним. Сегодня вечером я опустился до преследования.

Когда я подошёл к бассейну, Бронте как раз выбиралась из воды. Она была словно в тумане, никак не могла сообразить, что случилось. Я полез через ограду. Знать бы мне, что произошло — шевелился бы быстрей. Мы заметили его не раньше, чем через десять секунд. Десять секунд — это цена жизни или смерти.

Наша первая попытка вытащить его из воды проваливается. Мы оба выныриваем на поверхность, глотаем воздуха и снова устремляемся на дно. Я толкаю его снизу, Бронте перехватывает его поперёк груди и тащит вверх, исступлённо отталкивалась ногами.

Наконец, мы ухитряемся поднять его и каким-то неведомым образом подвести к кромке, затем оба забираемся на бортик бассейна и, схватившись за его безжизненные руки, дёргаем и тянем, пока не втаскиваем тело Брю на кафельный пол.

— Ты вроде знаешь, как оказывать первую помощь?

Бронте кивает и без разговоров начинает реанимацию, лихорадочно делая всё, чему её учили.

— Ты слишком торопишься! — говорю я.

— Мне никогда не приходилось делать это по-настоящему!

Она замедляет темп. Два вдувания, тридцать нажимов на грудь.

— Я позвоню в скорую! — говорю я и вытаскиваю телефон.

Однако на экране лишь мельтешение пятен. Бедняга сплавал со мной ко дну бассейна, и теперь совершенно бесполезен.

Два вдувания, тридцать нажимов, и опять, и снова. Бронте захлёбывается слезами — слезами, которые не забирает себе Брю, и я впадаю в панику. Может, это значит, что он уже…

— Тащи сюда дефибриллятор! — кричит Бронте. — Где-то в кладовке есть, я видела, но не помню, где!..

Я мчусь в кладовку, а Бронте продолжает делать массаж сердца:

— …девять, десять, одиннадцать, проклятье, Брю, дыши!.. четырнадцать…

Я обшариваю кладовку: раскидываю вещи по полу, сгребаю с полок, опустошаю шкафы, пока, наконец, не нахожу то, что требуется, и сломя голову несусь обратно.

— …двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…

Падаю на колени рядом с ними, достаю из коробки дефибриллятор. Что-то на пластинах слишком много инструкций…