Громила - Страница 47


К оглавлению

47

— Я вас правильно поняла — вы звоните Бронте? С какой стати вам разговаривать с моей дочерью?

Мама молча слушает, а Бронте шепчет мне:

— Они ей ничего не скажут! Адвокат обязан молчать о делах своего клиента.

— Ты наняла адвоката?!

— Всего лишь проконсультировалась. Это бесплатно.

И тут мама восклицает:

— Нет-нет, подождите, не вешайте трубку!.. — но, похоже, на том конце разговор закончили.

Мы теперь обедаем каждый сам по себе. Бронте, однако, — о, это неспроста! — садится за стол вместе с мамой. Я присоединяюсь — обожаю боевики с непрерывной пальбой и грохотом разрывов. Но, к моему разочарованию, царит тишина… пока мама не произносит:

— Бронте, мне надо с тобой поговорить.

Ага, мамуля явно собирается обсудить тот таинственный телефонный звонок. Но Бронте делает отвлекающий манёвр и ошеломляет её неожиданным заявлением:

— Я решила бросить плавание.

— Я не об этом хоте… что?!

— Я решила вместо этого пойти работать. Мне сказали, первый шаг — это обеспечивать себя самому.

Шестерёнки в маминой голове всё ещё включены на заднюю передачу, и она в панике рвёт рычаг переключения скоростей.

— Первый шаг… к чему?

— К тому, чтобы стать эмансипированным несовершеннолетним.

Мама набирает полную грудь воздуха и медленно выпускает его — шестерёнки в её голове наконец-то сцепились друг с другом. То, что Бронте ни много ни мало связалась с адвокатом, бьёт наповал.

— Что это ты такое выдумала? — говорит мамуля, стараясь скрыть тревогу за бодрым и беспечным тоном.

— Мама, признай, что вас с папой в последнее время никак нельзя назвать любящими и заботливыми родителями. А то, что вы напрочь отказываетесь помочь Брюстеру и Коди, наглядно доказывает, что в этом доме мне не место.

Мама пронзает Бронте холодным взглядом: мол, полегче, доченька, я тебя предупреждаю!

— Слушай меня внимательно, Бронте, потому что повторять я не стану. Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ ШАНТАЖИРОВАТЬ МЕНЯ!

Бронте выдерживает мамин взгляд. Её ответный удар столь же мощен:

— Наши поступки всегда имеют те или иные последствия, мама. Ты сама меня этому учила. Твои действия — не исключение.

С этими словами она встаёт и удаляется из столовой.

Мы остаёмся вдвоём. По-видимому, маме еда не лезет в горло.

— Вот это да. — Поскольку я в полном улёте от того, что вытворила Бронте, всё, что я могу сказать — это ещё раз повторить: «Вот это да…» Кажется, я потерял дар речи.

Вечером интересуюсь у сестры — она на самом деле или только так? Похоже, мой вопрос её пугает.

— Я никогда не бросаюсь пустыми угрозами, — молвит она, и тут я понимаю, что именно повергает её в страх: вовсе не реакция родителей на ультиматум, а собственная решимость. Мама и папа не желают помочь Брю и Коди, и поэтому Бронте, без всякого сомнения, бросит занятия плаванием, найдёт себе работу и, чем чёрт не шутит, на самом деле пойдёт до конца и избавится от опеки родителей.

Хочется как-то поддержать её, но всё, что мне удаётся выдавить — это лишь ещё одно «вот это да».

* * *

Больше о случившемся мы не говорим, но на следующий день папа объявляет, что они с мамой «не исключают возможности рассмотреть вопрос о временном взятии Брю и Коди под свою опеку, если не найдётся других соискателей».

Они договариваются о встрече с социальным работником, и она заявляется в наш дом в тот же день — наверно, пытается загладить вину за своё промедление в ту роковую пятницу, когда умер дядя Хойт. Она, я так думаю, в своей предыдущей жизни занималась продажей подержанных автомобилей, потому что несмотря на громкие заявления наших родителей о том, что им нужна всего лишь информация и ничего больше, встреча заканчивается подписанием заявления, снятием отпечатков пальцев и проверкой полицейского досье.

— Это на тот случай, — говорит социальная дама, — что если вы всё же решите пойти дальше, то всё уже будет заранее готово; вы будете признаны в качестве приёмных родителей без проволочек.

Думаю, предки уже сообразили, что им не отвертеться: коготок увяз — всей птичке пропасть.

— Господь вас благослови, — говорит дама. — Господь благослови вас обоих.

После этого Бронте душит маму с папой в объятиях и топит в поцелуях, чего не делала с раннего детства.

— Я так люблю вас обоих! — кричит она. — Я знала, что вы всё сделаете как надо!

Неделей позже звонит телефон. Иногда, когда ты ожидаешь невероятно важного звонка и он раздаётся, ты, не снимая трубки, знаешь — это тот самый звонок. Я никогда не верил в подобные штучки, но в последнее время пришлось выйти за рамки обычного здравого рассудка — уж очень много наслучалось такого, что раньше я отмёл бы как побасёнки. Телефон звонит, и не успевает папа ответить: «Алло?» — как я уже совершенно уверен — это Тот Самый Звонок.

44) Катарсис

Гортоны привезли братьев к нам ранним вечером в среду. Когда миссис Гортон обнимает Коди, в глазах её стоят слёзы, как будто она отсылает его в летний лагерь. Да нет, какой там летний лагерь — как будто она передаёт мальчишку посланцам самого Сатаны.

Взрослые перебрасываются несколькими фразами. Наши родители радушно приветствуют ребят, и Брю робко пожимает им руки. Коди не морочит себе голову всякими церемониями — он сразу врывается в дом и ведёт себя так, будто всю жизнь здесь жил. Вот что интересно: Гортоны всё время своего визита избегают смотреть Брюстеру в глаза; их прощание лишено тепла — это всего лишь формальность, словно они предпочли бы вообще ничего ему не говорить, а как можно скорее сесть в машину и укатить. Так они и делают. И вот, полюбуйтесь: Брюстер Ролинс, жуткий тип de lux и по общему признанию, Кандидат На Высшую Меру — теперь мой приёмный брат.

47